Женщины не любят ждать [= Некоторые женщины не будут ждать ] - Эрл Стенли Гарднер

— Ну, не совсем, конечно.

— Если бы было все, я бы разозлилась. Так вам нравится мойзагар?

— Он вам несомненно идет.

— Я загорала постепенно. В первый день — всего несколькоминут, на второй день — немножко больше, и так далее. И конечно, пользоваласькремами для загара.

— Смотрится неплохо, — сказал я.

— Если бы не эти дурацкие условности! — вздохнула она. —Почему нельзя ходить так, как нас сотворила природа? Я была бы загорелой икрасивой везде. А сейчас те места, которые закрывает купальник, неприличнобелые. Если бы люди избавились от предрассудков, у девушек был бы настоящийзагар!

— Внесите поправку к конституции, — предложил я. — Я будуголосовать «за».

— А я и здесь могла бы раздеться догола — все равно, когда яиду по пляжу, все мужчины мысленно меня раздевают.

— Ну, не можете же вы лишить их хотя бы этого удовольствия.

— Да, но равномерного загара у меня от этого не будет. А я,черт побери, хочу быть загорелой везде!

Я усмехнулся ее горячности.

Потом она вдруг посмотрела на меня и сказала совсем другимтоном:

— Норма говорила мне, что вы очень разумный человек.

— Поблагодарите, пожалуйста, Норму от моего имени.

— Да ну, я даже не собираюсь рассказывать ей, чтовстречалась с вами.

— Правда?

Она отрицательно покачала головой.

— А то она забеспокоится. — О чем?

— Сами знаете. Я промолчал.

— Как по-вашему, что должна делать Норма? — спросила она.

— Это ей решать, — ответил я.

— Но что бы вы ей посоветовали?

— Больше я ничего придумать не могу.

— А что может быть нужно этому человеку, как вы считаете?

— Мужчинам много чего бывает нужно, — сказал я и сталвнимательно следить за одним серфбордистом. Он забирался на гребень большойволны, делал несколько мастерских маневров на своей доске — направлял еесначала вправо, потом резко влево, — и, установив равновесие, устремлялсявместе с волной вперед. Это было великолепное зрелище.

— Не очень-то вы общительны, — заметила Мириам. Янеопределенно хмыкнул, и она тоже усмехнулась.

— Мне это нравится. Я буду называть вас Дональд, ладно? Я вызовите меня Мира. Где вы остановились?

— В «Моане».

— Я каждый день в это время хожу сюда купаться, — объявилаона.

— А я ждал не дождался, когда смогу выбраться на пляж, —сказал я. — Вода отличная, правда?

Она кивнула.

— Вы катались на гавайских каноэ? Я отрицательно покачалголовой.

— Вон, видите, плывет одно? Они сначала уходят далеко, вбольшие волны, а потом перед какой-нибудь особенно высокой волнойразворачиваются и гребут к берегу. Когда волна начинает их накрывать, ониускоряются, и их поднимает на самый верх. Там нужно сделать несколько умелыхманевров, после чего всем можно расслабиться и катиться на гребне со страшнойскоростью почти целую милю.

— Звучит заманчиво, — сказал я.

— Ничего более восхитительного я в жизни не видела. А выникогда не катались?

— Нет.

— Тогда я должна вас просветить, — решительно сказала она. —Я угощаю!

Она снова подала знак мальчику на пляже, и тот сталсемафорить руками.

Через минуту к нам подошло каноэ, и Мириам, взяв меня заруку, сказала:

— Пойдемте, Дональд. Я хочу, чтобы вы сели прямо на носу —там впечатления самые потрясающие. Вас ждет такое, что вы надолго запомните.

Я не видел причин, почему мне надо было отказываться. Богдаст, Стефенсон Бикнел и Берта Кул пока что на пляже не появятся.

Мы залезли в каноэ и усердно налегли на весла. Сзади сиделотрое гавайцев — здоровые мужчины, отличные гребцы. Вряд ли мы сильно импомогали, но, по крайней мере, для меня это было неплохое упражнение и приятноеразвлечение после пяти дней безделья на корабле.

Скоро мы выбрались туда, где ходили уже высокие валы.

Мириам принялась мне объяснять:

— С этой стороны остров окружает внешний коралловый риф. Онпочти выходит к поверхности воды, поэтому огромные волны, которые несутся изокеана, разбиваются здесь на более мелкие. Эти уже не разбиваются и нерассыпаются; у них появляются гребни, и они мчатся к берегу ровными линиями соскоростью десять или пятнадцать миль в час, прямо до самого пляжа. Совершенноошеломляющее ощущение. Несешься в водовороте пены и…

— Гребите, гребите! — прервал ее крик гавайцев. Мы принялисьгрести изо всех сил, уже в сторону берега; каноэ быстро заскользило по воде. Яоглянулся через плечо. Нас нагонял огромный вал высотой футов в десять —величественная масса воды, плавно вздымающаяся к небесам и увенчанная на гребнеполосой шипящей бедой пены. Нас подхватило и понесло вверх, словно на лифте.

— Гребите, гребите! — продолжали кричать гавайцы, а потомвдруг прозвучала команда: — Весла в лодку!

Мы вытащили весла, и один из гавайцев — видимо, главный —сделал несколько ловких гребков, точно поставив каноэ кормой к набегавшей сверхуполосе кипящей пены.

И мы понеслись вперед. По обе стороны от нас вода,рассекаемая корпусом лодки, разлеталась хрупкими дугообразными волнами; позадибушевал бурун, а впереди расстилалась безмятежная синяя гладь. Теплый воздухбил мне в лицо и свистел в ушах; на солнце сверкали мириады бриллиантовыхбрызг. И чем дальше мы летели, тем быстрее, казалось, нес нашу лодку могучийвал.

Я оглянулся на Мириам. Она раскинула руки, ветер рвал ееволосы, а глаза сияли от наслаждения. Наши взгляды встретились, и она послаламне воздушный поцелуй. Я помахал ей рукой и стал снова следить за полетомнашего каноэ.

Мы сделали четыре или пять рейсов и лишь тогда решили, чтоуже хватит.

Когда мы вылезли из каноэ, Мира предложила:

— Посидим немножко на пляже, Дональд. Я хочу с вамипоговорить.

Я уселся рядом с ней, расслабил натруженные мышцы ипочувствовал себя совершенно счастливым.

— Мне кажется, — осторожно спросила Мира, — вы уже знаете изразговора с Нормой, что у меня неприятности?

— Норма не особенно распространяется о чужих делах. Онарассмеялась.

— Да, и все же вы о них знаете, не так ли?